Сайт ветеранов 8-й отдельной армии ПВО

Командир 3-й батареи 321 озад 117 стрелковой дивизии

В начале августа 24-я мд была преобразована в 117-ю стрелковую дивизию, а 125-й озад — в 321-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион. Все части дивизии были скадрированными. В дивизионе осталось очень мало народу, в моей, 3-й батарее вместо положенных по штату 92-х человек осталось с офицерами всего 25. Из матчасти осталась одна пушка, прибор управления зенитным артиллерийским огнем и дальномер... В госпитале многие должности были сокращены, часть переведены на гражданские. Так как можно было уволиться, то Екатерина Ивановна уволилась и 6-го августа уехала в Москву к маме. Сразу же к дивизиону был приписан недостающий состав из района Чапаевска и Куйбышева.
Из лагерей возвратились в Куйбышев, в Линдов-городок, так после скадрирования дивизии места в городке всем хватило. Но плохо было с жильем офицеров, его не было. По решению правительства одна из средних школ была закрыта, учеников передали в другие школы, а здание переоборудовали под жилье для семей офицеров и холостяков. В Доме офицеров округа открылись курсы по подготовке кандидатов для вступления в академии. Я в них записался, занятий не пропускал.
На душе у всех было неспокойно. Договор с Германией в 1939 году встретили недоверчиво. Опыт войны в Европе тщательно изучали. В печати очень много печаталось материалов по опыту войны в Европе, в Китае. Издавалось много книг. В частности, издавалась такая "Библиотечка командира". Начиналась она с книги — "В.И. Ленин о войне и армии". В числе первых книг была книга Клаузевица "О войне", были многие авторы, не только советские. Была и произведения М.В. Фрунзе. Были книги-справочники, книги-учебники, и они очень хорошо помогали. Вообще, если взять направленность, целеустремленность издательств и печати, то тогда она была не такая бессистемная и хаотичная, как сейчас.
Особенно нас поразил быстрый разгром Франции в мае 1940 года.
Осенью 1940 года я уехал в отпуск. По дороге со мной, в купе от Куйбышева до Киева ехал пограничник, старший лейтенант из-под Перемышля. Он очень много рассказывал о положении на границе, о провокациях немцев, об их наглости.
Да, общая обстановка в то время была очень сложной. Чувствовалось, что война на пороге. Для подтверждения сообщу сугубо личное. Когда я уезжал с отпуска, то оставил своему младшему братишке, Коле, ему тогда было 13 лет, адрес Екатерины Ивановны. Сказал, что если что-то случится (имел в виду войну), то обо мне можно будет узнать по этому адресу. Через девять месяцев Розважев был оккупирован немцами. А потом Коля был угнан в Германию. Но он перед отъездом этот адрес передал отцу. Наш район освободили в конце 1943 года. И вскоре Екатерина Ивановна подучила от отца письмо, в котором он писал, ссылаясь на оставленный ему Колей адрес, что со мной? К этому времени мы уже были женаты.
...Несмотря ни на что, я все же готовился для поступления в академию, и аккуратно посещал курсы при доме офицеров ПриВО. В марте 1941 года мне присвоили звание старшего лейтенанта. А в начале апреля 1941 года уехал в Оренбург членом государственной комиссии — правительством было принято решение произвести досрочный выпуск курсантов со всех учебных, военных заведений и набрать новый набор. По возвращении узнал, что окружная отборочная комиссия уже заседала, предварительные экзамены от кандидатов были приняты, списки на отобранных утверждены и отправлены в академии... Я оказался за бортом. И тогда я решил использовать свой шанс. Дело в том, что наша 3-я батарея все это время держала первое место среди зенитных батарей округа. Я был награжден знаками "За отличную артстрельбу" и "За отличную артподготовку". Поэтому, с разрешения командира дивизиона майора Дзомешкевича, обратился к командиру дивизии полковнику Чернигову, а через него — к начальнику противовоздушной обороны округа полковнику Смирнову и начальнику артиллерии округа генералу Ткаченко — и для меня собрали комиссию. Успешно сдал все предварительные экзамены, прошел медицинскую комиссию и был утвержден кандидатом в слушатели артиллерийской академии.
...Как обычно, в первых числах мая 1941 года были уже в лагерях. В средине мая были проведены большие трехдневные учения с боевой стрельбой всех частей дивизии, на которых присутствовала комиссия из Министерства обороны, виноват, — Наркомата обороны. На разбор собрали всех офицеров от командира взвода. Поразило внушительное оцепление, чтобы избежать появления посторонних лиц. Здесь-то генерал-майор из Москвы и сказал, что нужно быть готовым к войне с армией, "по силе которой нет равной в мире." А в конце мая был призван на сборы к нам, в Тоцкие лагеря, весь приписной к частям дивизии состав из запаса, кроме водителей. Занятия с ними организовали отдельно по усиленной программе. Они занимались с охотой, так как многие зенитную технику не знали, были из других родов войск.
28 мая я получил из артакадемии вызов на сдачу конкурсных экзаменов на 13-е июня. Но еще раньше в газете "Красная Звезда" 25-го мая было объявление, что все сроки во всех академиях переносятся на месяц позже: сбор в академиях будет с 15-го июля по 30 августа, зачеты — в сентябре, а учеба начнется о 1-го октября. Но в свою учебу в этом году верил мало. Написал Екатерине Ивановне успокаивающее письмо, что в Москву приеду позже...
...В Тоцких лагерях были собраны и все шесть зенитных артиллерийских дивизионов стрелковых дивизий. В каждом дивизионе было по одной среднекалиберной батареи. В конце июня отстреляли 1-ю задачу, начали готовиться по скоростной цели. Наша 3-я батарея была первой допущена к выполнению этой задачи. Стрельба была назначена на 12-е июня.
...Этот день начался, как обычно. После завтрака убыли на огневую позицию, которая была рядом. Вскоре прибыли начальник артиллерия округа генерал-майор артиллерии Ткаченко, начальник войск ПВО округа полковник Смирнов, командир дивизии полковник Чертогов, ряд офицеров с округа и дивизии. Первыми начали стрельбу по не скоростной цели батареи других дивизионов по "рукаву", который буксировал самолет Р-5. И только в средине дня появился с буксируемым "рукавом" скоростной бомбардировщик СБ. Он сделал тренировочный залет. На обратном курсе наш батарея отрыла огонь. Отстрелялись хорошо.
Неожиданно появился легкомоторный самолет. Он сделал круг над нами, сел здесь же, рядом. Выскочивший капитан бегом приблизился к группе старших командиров и вручил генералу Ткаченко пакет. Тот его разорвал, прочитал, что то сказал окружавшим его командирам. А затем он, Смирнов и Чернигов быстро направились к самолету. Как только они сели, самолет взлетел и взял курс на запад... Стрельбы были прерваны. Все возвратились в лагеря. Конечно, пересудов было много, но никаких команд не поступало. Как обычно, провели вечернюю поверку, ушли отдыхать.
...Боевая тревога была объявлена, что то около двух часов ночи. Когда мы, офицеры, прибежали, весь личный состав уже был выстроен на передней линейке. Вскоре последовала с правого фланга команда: "Командиров и заместителей по политчасти — к командиру дивизии!" Майор Дземешкевич с замполитом старшим политруком Кашафутдиновым быстро направились на правый фланг построенной дивизии. Возвратились они минут через 35. Вызвали всех командиров и поставили задачу:
— Наша дивизия убывает на учения. Находящийся на сборах приписной состав немедленно принять в подразделения и расставить по должностям, согласно мобплана. Семьям оставить аттестаты. Все лагерное имущество приготовить к сдаче. Время погрузки в эшелон и его план получить у начальника штаба. Остальные распоряжения будут отданы дополнительно. Объяснить личному составу необходимость все сохранить в тайне. Вопросы есть?
Вопросов было много, но их никто не задавал.
— Нет? Тогда выполняйте.
Сразу же закипела работа. И когда я со своим другом заместителем командира батареи политруком Евгением Васильевичем Бакановым шли в столовую, мимо нас под оркестр на погрузку ушел 1-й батальон 240-го стрелкового полка.
...14-го июня было опубликовано известное опровержение ТАСС, сделанное от имени правительства. С ним мы познакомились по радио, а прочитали в газетах 15-го июня. В этом сообщении опровергались слухи о готовящемся нападении Германии на СССР. Сейчас вокруг него поднята невероятная шумиха доказывается, что опубликование этого сообщения, якобы, усыпило советский народ. В тоже время умалчивается, что еще со второй половины мая эшелон за эшелоном на рубеж рек Западная Двина и Днепр от Полоцка до Кременчуга, на фронт более двух тысяч километров выходили дивизиями пять наших новых армий — 16-й, перебрасываемой с Дальнего Востока, и 19, 20, 21 и 22-й, сформированных на базе внутренних военных округов. На базе ПриВО была сформирована 21-я армия. Кроме того, в конце мая из запаса было призвано на сборы 800.000 человек приписного состава, для почти 100 дивизий. И все эти мероприятия проводились на глазах всей страны. Воинские эшелоны перегоняли пассажирские поезда. И когда мы узнали содержание этого сообщения, ни у кого уже не возникало сомнений война рядом. Так понимали и люди, которых мы встречали по пути следования...
...Наш дивизион грузился в ночь с 18-го на 19-е июня. В Куйбышев прибыли около трех часов ночи на 20-е июня, но город не спал. На погрузочной площадке работали ларьки, лотошницы. На погрузку боеприпасов и трех пушек, а также имущества НЗ нам отпустили сорок минут. Быстро погрузились. Рядам, метрах в ста, жили родители Кости Николаева, моего училищного друга. Я заскочил к ним. Они не спали. Отец Кости работал котельщиком на судоремзаводе. С ним мы подошли к нашему эшелону, выпили на прощанье чудесного "Жигулевского" пива. Расцеловались. И вот поезд, набирая скорость, уходит из родного Куйбышева... Шли последние 48 часов нашей мирной жизни. Мне тогда было 22 года 11 месяцев и 21 день...